Постель - Страница 21

Четверг, 28 августа

В Барселоне, в доме его брата, Карлоса, мы спали отдельно. В смысле шли в отдельные спальни вечером, а утром Энрике выходил из моей. Его семья очень религиозна и строго следит за тем, чтобы все было так, как было когда-то, когда здесь жили дедушки и прадедушки. Может быть, поэтому в их семье до сих пор не было разводов…

В предпоследний день нашего отпуска Энрике отвез меня утром на пляж в Лоррет-де-Мар, а сам поехал утрясать какието дела в Барселону. Вечером, когда мы вернулись домой, на террасе второго этажа за празднично накрытым столом нас ожидала вся его семья. Кроме брата у Энрике еще три сестры. Две живут со своими семьями в окрестностях Барселоны, лишь младшая, Мариса, приехала специально на этот вечер из Севильи.

Чудесный вечер…

В полночь Энрике пригласил меня на танец. Я не могла поверить. Он никогда не танцевал со мной. Я прижималась к нему, а они все смотрели на нас и молчали.

Еще более чудесная ночь…

Ночь была на исходе, когда Энрике проник ко мне. Ожидание. В этом, наверное, тайна испанского феномена «проникания». Ждешь, у тебя пульсируют даже подушечки пальцев, набухает и вздымается грудь, ты облизываешь запекшиеся губы, в сотый раз поправляешь подушку, то сжимаешь, то разводишь бедра. Обеспокоенная, ты считаешь минуты, которые тебе кажутся часами. Ждешь скрипа двери, прорывающего темноту снопа света из коридора, звука его шагов. И когда он наконец с тобой, хоть ты уже совсем раздета, ты хочешь — для него — раздеться еще больше.

Самое чудесное утро…

Он всегда начинает целовать меня с рук. Складывает мои ладони у меня на животе и нежно касается губами. Он прекрасно знает, что долго я не выдержу этого и уберу их из-под его губ, а он припадет губами к моему животу. Останется так в ожидании, пока сама я не изогнусь всем телом. Пусть это его губы, но я сама решаю, где им быть и как долго.

Платина и бриллиант нагреваются с разной скоростью. Платина прекрасно проводит тепло. Бриллианту требуется больше времени. Он ввел в меня языком оправленный в платину бриллиант и согревал его там. А когда бриллиант согрелся, он достал его языком и, скользя губами по моему телу, добрался до лица.

Кольцо вплыло из его губ в мои. Он поцеловал меня, уткнулся губами в ухо и шепотом попросил стать его женой…

Четверг, 21 ноября

У меня есть атласное платье. Перламутрово-белое. Солнце отражается от него голубыми бликами. Как от бриллианта.

В самую великую из Великих суббот, через два дня, я скажу по-испански в американской церкви: «Si, quiero». Да, согласна…

После венчания мы поселились в Кембридже (нет, не в английском, наш Кембридж — спутник Бостона, там нет «этого» Кембриджа, но там есть «этот» Гарвард и «этот» МТИ). Мои родители прилетают в Бостон через два часа. Карлос и его сестры с семьями здесь уже несколько дней. Иногда мне кажется, что все это сон. Даже во сне мне снится, что это сон…

Вторник, 26 ноября Я послала тебе сегодня фотографии. Я пока еще не в состоянии обо всем этом рассказать. Поэтому найдешь их в конверте без каких бы то ни было комментариев.

И хоть все время со мной были мама и папа, мне не хватало тебя, Агнешка. И больше всего, когда перед выездом в церковь настал тот самый момент, когда все было готово и я должна была выйти из

комнаты в подвенечном платье. Я знала, что за дверью ждет он. Мне хотелось, чтобы именно ты поправила мне прическу, расправила фату, чтобы твои глаза были полны слез от волнения и чтобы ты, сжав кулак, подняла большой палец и потрясла им в воздухе, показывая, что все в порядке. Только тогда я знала бы точно, что все обстоит именно так, как мне мечталось, что я могу выйти и начать новую жизнь…

Увидимся в праздники! Уже скоро.

Моя виза кончается пятнадцатого декабря. Я должна (и очень хочу) провести наш первый сочельник в Кракове. В Кракове я продлю визу, а по возвращении в Кембридж подам заявление на статус резидента. Энрике очень хотел, чтобы мы какое-то время оставались на ПМЖ в Штатах. По крайней мере, до рождения нашего ребенка…

Воскресенье, 4 января

Пока я безуспешно пытаюсь справиться с грустью расставания. Не могу поверить, что в Польше больше нет такого места, которое я могла бы назвать своим домом. В Польшу и в Краков я теперь буду только «наезжать». Как, например, в Барселону или в Нью-Йорк. Никак не могу смириться с этим. Меня это угнетает. И хоть я об этом ничего не говорю Энрике, он и так все знает. Он может угадать, что мне грустно, даже по тому, как я чищу зубы утром в ванной…

Я хочу как можно скорее начать работать. Лучше всего завтра! Не представляю себя праздно сидящей дома и ждущей его прихода. Энрике тоже не хочет этого. Он уже присматривает для меня вакансию германиста в местных университетах и средних школах. Без этой пресловутой грин-карты, которую кое-кто может выиграть в лотерее, ни о какой работе нечего и думать. Завтра утром мы едем в иммиграционное бюро (USCIS) в Кембридж. Я прекрасно знаю, что меня там ожидает.

Десятки каверзных вопросов, как будто речь идет о пропуске в рай, отпечатки пальцев, как у потенциальных преступников, специальные медицинские обследования, как у прокаженных туберкулезников с желтухой. Ужас! Но без этого я не смогу и шагу ступить в моей жизни здесь…